Отмеченный сигилом  - Дмитрий Миконов

Дружный хохот потряс стены и не смолкал около минуты.

– Представляешь… а ведь когда купчиха понесла… муж ее так обрадовался! На оленей охотиться меня несколько раз звал. – Атаман буквально корчился от смеха и еле выговаривал слова. – А я все боялся, как бы не перепутать в сумерках… Силуэты-то… с рогами – одинаковые!

Кое-как отсмеявшись, выпили еще, и Лаен задумчиво откинулся в кресле, возвращаясь к начатой атаманом теме:

– Уж и не знаю, что тебе подсказать. Душегуб ваш точно отсюда? Может, пришлый, с хутора дальнего или деревеньки какой?

– Нет, наш он, – крутанул головой атаман и зачерпнул ложкой похлебку. – Считай сам. Во-первых, по ночам злыдень орудует, а тут у нас почти передовая – дозоров и секретов знаешь сколько? То-то же. Мышь не проскочит. Правда, проблема есть: отряды мне сборные достались, еще не примелькались люди друг дружке… И знаешь, что?

– Что? – Последовав примеру атамана, Лаен принялся за суп, оказавшийся очень вкусным и наваристым. Тревоги и переживания последних дней улетучились на глазах, словно утренняя дымка под лучами восходящего солнца.

– Никто крику не поднял! – Вальсо всплеснул руками и задел почти допитую бутыль. Она угрожающе накренилась, но атаман, будто кот мышку, успел сцапать ее в последний момент. – Понимаешь? Ни один! Раз – и поутру тело находят возле лагеря… а ведь рядом всю ночь патрули мои шастают, костры горят! И ладно мужики, но потом-то и все бабы узнали! Бояться загодя стали. Разбуди такую – ор до небес подымется, Невзра – и тот услышит!

– Да… странно как-то. Подле лагеря, говоришь, находят?

– Ну; одежда порвана, лезвием острым почиркана. Все от ран умерли… – Вальсо от злости хрустнул пальцами, и они снова выпили.

– Троих, говоришь?

– Да. Сначала Марфу, стряпуху мою любимую. Она хоть и вредной бабой была, знаешь, какую кашу из барашка варила? Мм… хоть самому императору на стол подавай! Недолюбливали ее, конечно, за словцо острое, но женский труд ценили. А сейчас? – Атаман брезгливо ухватил из чашки наполовину обглоданное куриное бедро и внимательно оглядел его, будто диковинку. – Выборный атаман, сам граф Дейрио к моим советам прислушивается, а кормят как…

– Ну уж брось! Нормально тут у вас кормят; попробовал бы с караваном походить, посмотрел бы я… А где нашли-то ее? – вернул Лаен атамана в русло беседы. – Если кухаркой была, значит, в доме твоем жила, верно?

– Да, аккурат на первом этаже. Там комнаты есть, где раньше местный хозяин кордских слуг держал. Одна жила. А нашли бедняжку с другой стороны забора каменного, что территорию усадьбы окружает. Возле землянок, где послушники из цеха Стебля обосновались.

– Что еще за послушники? Из тех, что настурцию за всеобщее благо выдают и тайны будущего вещают под ее воздействием? – Десятник скептически сцепил руки в замок.

– Ну что же ты так. У нас, между прочим, многие… а что? Как по другому-то, ведь такое творится в мире – ум за разум заходит порой, – откровенно заюлил атаман, отводя глаза, что в общем-то было ему несвойственно.

Лаену все это очень не понравилось.

– Сам-то не употребляешь мерзкое зелье? – спросил он напрямую. Крепкое вино на голодный желудок сыграло свою роль, и условности отошли на второй план. – Забыл, как в клане за такое наказывали?

– Как можно забыть! Так ведь и мы не джарахи сейчас. Слышал ведь, император указ издал… – Он не успел закончить, а десятника накрыла внезапная вспышка гнева.

– А кто?! Думаешь – спрятался здесь в лесу, людьми руководишь, так сам себе господин?! Забыл, как его высочество граф Этан говаривал, пусть его душа у Невзры на небе ярче всех сияет?! «Истинный джарах не тот, кто сигил принял плотью своей, а тот, кто себя блюдет до последнего вздоха. Лишь крепкий духом взор Шуйтара способен выдержать!»

– А чего его выдерживать-то? Шуйтар и так уже во все уголки империи проник: год, два, пяток – все едино костьми в сырую землю ляжем. А потом выкопаемся обратно… Ну а так хоть насладиться жизнью напоследок возможность есть. Я так мыслю! – Привстав, Вальсо рубанул ребром ладони по столу и с неудовольствием посмотрел Лаену в глаза: – Старую дружбу я помню, но и ты не заговаривайся… Я атаман все-таки!

– Атаман? – ехидно переспросил десятник. – Да сброд у тебя тут, а не шайка! Десяток наших в былые времена за одну ночь такого шороху бы у вас навел – до самой Атрели бы бежали, прямо к графу под кровать!

Атаман покраснел, шумно задышал, выпятил грудь, надул щеки, но через пару ударов сердца устало выдохнул и кулем рухнул обратно в кресло. Разлил по бокалам вино, и мужчины примирительно опустошили их досуха.

– А что поделать? – развел руками Вальсо, смачно вгрызаясь в луковицу. – Оружия нормального нет – это раз; железо добывать в последнее время ох как тяжело стало. Проклятые санданирцы тракт, что с рудников идет, держат так, что не подступиться. Если что и удается урвать, так крохи совсем. Десятников нормальных днем с огнем давно уже не сыскать, это два. Либо ухорезы полные, которых и в узде удержать сложно, либо покладистые, но не смыслят ничего в строевой службе. Да и задачу мне граф Безземельный поставил такую, что не до муштры сейчас, это три. Мы тут не только восточные рубежи леса от живорезов охраняем, но и по тайной надобности поставлены. Не обессудь, Плеть, не могу сказать.

– Да что уж там… и ты на меня не обижайся, – повинился десятник, удивленный собственной вспышкой гнева. Но теперь злости как не бывало: ушла, будто на водяной мельнице лишнюю воду сбросили через обводной канал. – Не мне твои поступки судить, со своими бы проблемами разобраться. Дело наше, торговое, со смертью негоцианта по швам трещит, не знаю, как дальше будет. Да и не только это, вообще все к одному… А с настурцией ты, Вальсо, все же завязывай. Недостойно мужчины от проблем дурман-зельем укрываться. Ты за своих людей головой отвечаешь, как раньше, помнишь? Когда приговоры его величества исполняли…

– Так-то оно так… – вздохнул атаман и подал десятнику бокал. – Так вот, насчет убиенной. Накат там земляной, у послушников этих, почти к самой стене примыкает, так нашли тело аккурат возле него, за забором, значит.

– Опросили послушников?

– Пытались. У них какой-то свой праздник накануне того дня был, ну ты понял, беспамятные все валялись, в слюнях своих. И наших тоже многих сманили… паскудники.

– А кто ж тогда тело нашел?

– Девчушка одна станичная и нашла, эх-х… запамятовал имя ее… По нужде, говорит, перелезла через забор, хотела прямо на крышу им. Ну обидели ее мелко чем-то эти провидцы, с кем не бывает! И вышло так, что когда через забор перелазила, прямо на мертвую и упала.

Вспоминая тот случай, атаман невольно заулыбался:

– Так орала заполошная – мы спросонья посчитали, что когорты живорезов лагерь в окружение берут. Я даже потом подумывал ее в дозор отправлять, чтобы, значит, предупреждала о нападении… Собрались вокруг – Марфа лежит, лицо синющее, язык наружу, а тело в одном исподнем, как будто из кровати. Вот и подумали сразу – отказала ухажеру какому, так он, паскудник, решил сам взять, дело-то нехитрое. Я тогда, помню, жестко так, прямо на месте приказал Укусу найти стервеца и вздернуть, чтоб другим неповадно было.